Стихов в данном случае не будет, в силу того, что траурная лирика по жарким следам – вещь не очень благопристойная. Фактически такая же неблагопристойная, как общественная слезная скорбь. Лучше уж, я думаю, ликование неприятелей, чем неспециализированные слова друзей.
Валерия Новодворская точно предчувствовала, что после ее погибели встанет экзальтированный вой. В российскее время приходится создавать перерасмотрение все традиционные людские представления. Фактически все, считавшееся вопиющим, сделалось доблестью, и напротив.
Итак вот – в российскее время, в случае если враги после твоей погибели уважительно склоняют головы, это означает только, что ты им очень не достаточно насолил. Они должны радоваться.
А всякие в том месте я был идеологическим неприятелем мертвеца, но не могу не принять – непростительная половинчатость. Реальная любовь подобающа продолжаться за гробом, – произнес А.К.Толстой; неприязнь – тоже.
Этим грехом на данный момент замараны все противоборствующие стороны: кто-то на Украине не может сдержать эйфории, когда погибают колорады, а в Русской Федерации подавно довольно ликования при любом сообщении о утратах укропов, и от этих зазорных кличек никто не отрешается даже в сообщениях о жертвах. Ничего не сделаешь – война, а у войны 2-ая этика. Если тебя очень не достаточно терпеть не могут – это еще ужаснее, чем в то время как вполсилы любят.
Полувраг – ужаснее врага, в силу того, что ненадежен для обеих сторон.
Новодворская была надежна, ну и то, что молодые здоровые мужчины шакальим надрывистым воем встречают известие о погибели старый нездоровой дамы, – знак ее высшей доблести. Она, кстати, сроду не была рада ничьей погибели.
Погибель она уважала, в силу того, что это последний и непобедимый резон.
А жизнь не любила – как многие ее учителя и единомышленники, Лидия Чуковская, например. Любить жизнь через чур очень очень – означает за нее цепляться, а это не способствует решимости. Новодворская была решительна.
Она знала, что означает многократная сухая голодовка и пыточная спецпсихушка. Она всю жизнь – даже в то время как ее правила, казалось, на короткий срок восторжествовали, – провела в меньшинстве. На травлю она ни в коем случае не отвечала затравленностью – травля являлась для нее показателем своей правоты; и в обществах наподобие российского это взаправду так, думаю я.
В последние 10 лет ее жизни мы не общались – она обиделась на мою сказку Девченка со спичками, в какой, по-моему, не было ничего досадного, но бойцы не должны обладать чувством юмора. Но ни 1-го отвратительного слова и ни 1-го неблагопристойного выпада я от нее не слышал – Новодворская была прекрасным втором и только неплохим неприятелем. Я очень изредка с ней не соглашался и в хоть какой момент ею восторгался.
Людей, к каким может быть так относиться, на данный момент фактически не осталось, в силу того, что за жёсткой верой в какую-либо идею на данный момент наверное направляться полный отказ от этики. Будто бы бы какая-то новенькая мысль – будь она российской, антирусской или новорусской, – способна накрепко освободить от химеры совести (про химеру совести произнес один превосходный, удачный человек, в хоть какой момент получавший собственного и добившийся в конечном итоге своей пули в затылок, он на данный момент в огромной моде, как ранее Ильин).
Новодворская утверждала не столько идеи, – они у нее были разные, достаточно нередко конструктивные, – какое количество способ судьбы, поведенческий кодекс. И кодекс этот у нее был сверхблагороден – самурайский кодекс, сказал бы я. Выбирай погибель.
Следовало бы, естественно, сказать – Нескончаемая память, но кому-кому, а нескончаемая память Новодворской обеспечена. Все мы сплошь и рядом сталкиваемся с тем, что нас разлюбили, но неприязнь прочней всего: любовь остывает, утопает в быту, размывается – неприязнь не боится ни быта, ни давности.
До того времени пока живая российская литература, российская критика и публицистика, для которой Новодворская сделала достаточно много, никак не меньше Писарева или Гиппиус, – будет живая неприязнь всякого рода ничтожеств к отважной даме, переводчице и последовательнице Камю, наследнице Герцена, защитнице обреченных и утешительнице одиноких.
Не может быть, чтоб порода таких людей – редчайших, но самых подходящих, – перевелась в Русской Федерации.
В силу того, что в неприятном случае зачем все?
Похожие записи:
- Русский пограничный костюмчик обстрелян с Украины