В номере МК от 3 июля показалась смышленая реплика Миши Зубова Мастерство поделили на необходимое и вредное, и я не смог от нее отмахнуться. Откликаюсь с печалью.
По существу, в названии создатель определил основную мечту многих участников дискуссии Баз политики в области культуры – головного документа, что должен лечь в базу еще больше загадочного грядущего документа – закона О культуре.
Почти во всем разделяя позицию смышленого создателя, я но поддерживаю Базы политики в области культуры.
Мне прекрасен коллектив создателей, что трудился над этим документом, так как после внимательного исследования я нашел в нем следы томных идейных схваток. Беря во внимание российскее многострадальное истинное и такое же будущее – подозреваю, что Базы культурной политики являют собой пример смелой защиты российскей культуры от атаки сторонников государственного идейного регулирования, от административного вмешательства во все сферы и аспекты творческих процессов.
Мне дороги многие идеи, заложенные в Базах, а кое-какие даже приводят к приятному удивлению – в связи с их неправдоподобной смелостью. Например, тезис о подходящей терпимости к проявлениям других взоров. Другими словами в случае если мне как зрителю или читателю что-то непонятно и я раздражаюсь – это не значит, что предмет моего раздражения подлежит неотклонимому уничтожению.
Мне дорог также тезис об лишних факторах государственного регулирования. Готов признать эту формулу клеветнической, в случае если, естественно, запамятовать о судьбе канала Ливень.
Благодарю президенту – он сказал пару обнадеживающих слов по поводу Дождика. Но, может быть, успешное будущее этого канала откладывается до наилучших времен. Вправду, на мозг приходят пока только злые голоса, говорящие, что наилучшие времена уже были.
Имея даже самую квалифицированную группу профессионалов, Министерству культуры все равно нереально слету, на месте, узнать, что в мастерстве патриотично, полезно, духовно, а что вредоносно для воспитания молодежи также наносит вред здоровью.
Тезис о вреде для здоровья мне вполне понятен. Лицо, склонное к психической неустойчивости, может совершенно склониться к неадекватному поведению под воздействием нервного перевозбуждения. Таким предлогом может быть все что угодно, также произведения искусства. Как мы знаем, что Пьета Микеланджело в соборе Святого Петра в Риме на данный момент укрыта бронированным стеклом, а многие выдающиеся прекрасные работы “напористо попросили” реставрации после нападений вандалов.
В этой связи мне ясно возбуждение, которое испытали кое-какие депутаты у картины Репина Иван Суровый и отпрыск его Иван.
И самое для меня существенное – заявление о том, что в момент возникновения известного или даже очень способного произведения искусства сокровище его для общества не явна. В протяжении выполнения очень способной музыки Прокофьева к балету Ромео и Джульетта на 2-ух роялях в Огромном театре многие известные деятели русского мастерства специально покидали прослушивание.
Может быть найти в памяти и отрицательное мировоззрение профессионалов о песне Тухманова Денек Победы: желание и ветреный фокстрот пробежаться по росе, к тому же с босыми ногами, не могли уверить опытную редактуру в полезности такового антипатриотического произведения. Необходимо дать подабающее Льву Лещенко в его гневной борьбе за выполнение в эфире, может быть, наидобрейшей песни о Величавой Российскей войне.
И последнее.
Цитата из Баз: Гордиться прошлыми достижениями в культуре и искусстве необходимо – но очень не достаточно. Да, мы гордимся мыслями величавой российской литературы, величавого мастерства театра, живописи, также открытиями Кандинского, Малевича, Шагала, Дейнеки, Целкова и других выдающихся новаторов.
В литературе необходимо боготворить российских классиков, но не забывать и о том, что в ХIX столетии они кидали все силы на разоблачение чиновничества. Салтыков-Гоголь и Щедрин показали ужасное мурло обывателя при выполнении служебных обязательств. На Западе этот класс называется никакой ярости и истеблишмент в обществе не вызывает. Имеется над чем поразмыслить.
Российские классики прославляли добродетели угнетённого человека и бедного, что замечательно, – но бедный, забитый и угнетенный человек наподобие Башмачкина ни в коем случае бы не сделал сборочный поток по массовому производству машин, не стал бы развивать современные коммуникации и, как Сталин, возненавидел бы кибернетику.
Не скрою, меня беспокоят законодательные игры около ненормативной лексики. Создатель, сценарист, режиссер в праве на ту лексическую норму, которую он не просто сочинил, но выстрадал и сам для себя узнал ее границы, делая упор на свой талант, слух, вкус и культуру.
В случае если здесь удариться в крайности – необходимо будет подвергнуть ревизии большой пласт российской литературы. И многие книжки, может быть, необходимо будет изолировать от читателя, а лучше – спалить. Ничего не могу с собой сделать – желаю посмотреть кинофильм известного русского режиссёра Андрея Звягинцева Левиафан без цензурной правки.
Умная пауза в оценках при соприкосновении с только-только рожденным, нестандартным явлением в культуре, на мой взгляд, нужна. И здесь в памяти возникает долгая цепочка грустных событий: от ждановских решений суда Ахматовой и Зощенко, искусствоведческих встреч Хрущева с живописцами в Манеже – до бесед Горбачева с ведущими телепередачи Взгляд…
Я совсем не планирую опрокидывать личную мрачность мемуаров на сей день, не глядя на то, что законотворчество неких российских парламентариев приводит к изумлению. Показались даже идеи о запрете туфель и кед на узеньком каблуке. Жутко поразмыслить, какие поправки занесет депутатский корпус в Базы политики в области культуры, в то время как они должны будут стать перед Госдумой и перевоплотиться в закон О культуре.
Жутко за себя и за культуру.